Это будет варвар… ну, наполовину оцивилизованный варвар, огромный, могучий, свирепый, но благородный внутри. Глубоко внутри, очень глубоко, чтобы докапывания хватило до конца видеоромана.
читать дальшеНа градуснике за окном тридцать пять. Полчаса назад вообще было за пятьдесят, но сейчас солнце ушло за дом напротив, термометр показывает только то, что и должен: температуру воздуха.
Она смотрела на меня внимательно. Я не видел, что у нее за этими зрачками, сейчас, в полумраке, они расширились, но что у этой безумно красивой женщины там еще и мозг, уже не сомневался.
Писатель — единственная в мире профессия, в которой все знатоки. Вот не подсказывают же токарю, в какую сторону крутить шпиндель и как затягивать суппорт, не советуют банкиру, как лучше провернуть с фьючерсными контрактами, тем более не подсказывают математику, как умножить лямбду на симбду, но писателю… Лесорубы, инженеры, садоводы, знатоки корабельных узлов, специалисты по оружию, эксперты-политики и умельцы по заточке мечей — все берутся учить, как писать. Что делать человеку с нормальной психикой, как выстоять против такого натиска? Ведь многие все-таки ломаются, начинают делать «как правильно», и тогда хана их литературе, а им — как писателям. Другое дело — люди с неправильной психикой, как, скажем, я, самый умный и замечательный. Пока не оторвали крылья, я успел взять на вооружение железобетонное, несокрушаемое: «Чуден Днепр при тихой погоде. Редкая птица долетит до середины реки…» И пусть, если хотят, сперва подсказывают великому Гоголю, что есть птицы, которые не только долетят до середины, но и кое-как перелетят даже на тот берег! И даже начнут листать справочники о путях миграции птиц на юга. И после того как им придется признать Гоголя дураком и дебилом, не умеющим писать, я могу скромно встать рядом с Гоголем, Пушкиным и прочими львами толстыми, у которых этих поэтических гипербол видимо-невидимо. Правда, стоит добавить, что однажды в ходе дискуссии по поводу этой фразы, после веселой пирушки, были высказаны предположения, что гениальный автор сделал ударение не на «птице», а на «редкой», ибо в самом деле такая редкая птица, как попугай, кое-как дотянет до середины Днепра и склеит ласты, а другая редкая — страус утопнет еще возле берега. А пингвин или киви не полетят вовсе. Другие справедливо указывали, что великий Гоголь мог иметь в виду, что птица полетит не поперек, а вдоль Днепра, Украина — почти Россия, у нас и мосты строят не поперек, а вдоль, тут уж в самом деле редкая до середины… Словом, в произведениях гениальных классиков в самом деле можно всегда находить что-то новое, неизведанное, глубинное! И прочитывать всякий раз по-новому, доказывая, что раньше писали лучше! Помню, после первой моей книги, что успела выйти еще до падения режима, один из общих приятелей-книжников, оказавшийся к тому же вторым секретарем обкома комсомола, так представлял меня своим знакомым: смотрите, ведь просто же литейщик, а какую сильную книжку написал! Когда он это повторил дважды, я научился поддакивать: да-да, а какую бы книжку написал, если бы захотел, второй секретарь обкома комсомола! То есть в страстном желании найти ляпы и ткнуть писателя в них носом лежит неосознанное мнение, что, мол, если бы я преодолел свою лень и сел писать, то уж написал бы намного лучше! И пусть этот человек вслух отнекивается, мол, бог таланта не дал, чукча — читатель, а не писатель, но он абсолютно уверен, что смог бы сделать намного лучше. Ведь он, в отличие от писателя, точно знает, как затачивать мечи, заряжать танк, выращивать грибы… А мешает стать величайшим писателем только лень.
На кухне у меня сравнительно уютно… ну, в том понимании, в каком понимаю уют: на столе раскрытый ноутбук, диски вперемешку с плитками шоколада, то и другое раскрыто, а то и надкусано…
Перед начинающим всегда встает проблема: какой роман писать — на тему, которую хорошо знаю, или на тему, которая нужна?
— Владимир Юрьевич, я же умная женщина… Я насторожился.
— И что из этой гипотезы следует?
— Что со мной можно держаться как угодно глупо.
— Как кофе? спросила она.
— Терпимо, — ответил я великодушно.
— Что-то не так?
— Да нет, пить можно.
— А что нужно сделать, чтобы пить можно было с удовольствием? Я подумал, хотел сказать, что можно чуть крепче, но тогда придется и дальше пить повышенной крепости, ибо Кристина, похоже, собирается делать его и впредь, расширяя рамки литагента-редактора-смотрителя за сексуальным тонусом, сказал вынужденно: — Да нет, в самый раз. Можно даже чуть-чуть слабее. Я наращиваю постепенно, самый крепкий пью уже к ночи. Она удивилась: — А как же спите?
— Как бревно
Книга должна давать плоды, то есть сеять разумное, доброе, вечное. Или же разрушать неразумное, недоброе и сиюминутное.
Всякий знает, что бесплатный сыр в мышеловке достается только второй мышке.
Еще один день оказался напрасной тратой макияжа!
Вывод: литература — более точное изображение жизни, чем сама жизнь. К сожалению,сослаться не на кого, сам придумал, но раз уж придумал, то надо вперед, к рекордам!
от добра бобра не ищут
— Вы могли убедиться, что из меня специалист — никакой У меня нет методик, я даже не владею терминами, которыми так легко и просто щеголяют привычные сотрудники. Он грустно улыбнулся:
— Ну и что? Мы же с вами понимаем разницу… Они умные и начитанные сотрудники. По два диплома, а то и по три. Знают по шесть языков. Литературу — от Гильгамеша до Васи Пупкина. Они вас могут презирать… да и презирают, если уж откровенно, вы не укладываетесь ни в какие их рамки. А раз не укладываетесь, значит — бездарь. А читает вас народ взахлеб лишь потому, что он весь — туп, глуп, неразвит, спивается, деградирует… Лишь немногие понимают, что раз уж вы — чемпион, пусть даже непонятно, как и почему, то надо изучать именно ваш опыт, а не тех правильных авторов, которых прочел и тут же забыл. Так что мы будем изучать ваш опыт. Опыт чемпиона, рекордсмена, опыт победителя! От вас всего лишь требуется рассказывать, как лично вы добились успехов. Какими приемами. Полковник добавил хитро, по крайней мере так наверняка считает:
— А может, вам просто хочется быть единственным и неповторимым?
— Я и так неповторим, — ответил я.
— Даже, кстати, вы тоже неповторимы. Он уловил иронию, кивнул:
— Я о другом. Не страшитесь, что быстро подрастают молодые, сильные, а вы их вооружите методикой… с которой вообще вас свергнут с первого места? Я вспомнил свой «Первый день творения», усмехнулся. Уже не свергнут.
— У меня нет методики, — ответил я.
— Хотя, разумеется, как у всякого профессионала, есть излюбленные и отточенные приемы. Только полнейшие придурки полагают что профессии слесаря, инженера, банкира или политика надо учиться, а вот писательство — это от Бога. Как бы ни был талантлив от рождения пианист, но его подолгу учат бренчать на рояле, а потом еще часами терзает соседей гаммами… То же самое и в профессии писателя.
Надо не просто уметь писать буковки, но и знать, как их расставлять, чтобы вызвать у читающего нужное вам воздействие… Словом, с немалым сомнением и большой осторожностью я принимаю ваше предложение. Но что же я буду читать?
— Курс лекций, — ответил он с преувеличенной живостью.
— Каких?
Он ответил почти так же уверенно:
— А своих!.. По литературе.
— Ну, знаете ли, — ответил я, — для чтения лекций существуют преподаватели. Доценты, а то и вовсе профессора.Он отмахнулся.
— Они будут читать по книгам, которые вы напишете. На то они и профессора. А вы — творец! Нам повезло, что удалось вас привести сюда. Читайте и говорите им все, что хотите. Вам карт-бланш.
Я осведомился:
— А это не будет выглядеть… э-э… несколько странно? Они переглянулись, Кричевский широко и с некоторой ехидцей заулыбался.
— Нисколько. В программу хотели еще всобачить и курс археологии. Представляете? Не волнуйтесь, ваш курс лекций по литературе как раз втиснется между рукопашным боем и стратегией танковой атаки.
Я поежился.
— Ну и соседи… Они ж меня сплющат, как ломоть ветчины в бутерброде!
— Главное, чтобы курсанты переварили, — ответил он неожиданно серьезно.
— Какая адская жара… Сколько она продлится?
— Синоптики могут пообещать и мороз с метелями, — ответил я.
— Если спонсором выступит магазин дубленок.
От машины веяло надежностью. На прошлой неделе у нас, на Склярова, столкнулись джип «Чероки» и старая «Волга», джип всмятку, его сложило, как картонную коробку, а у танка во фраке, как называют «Волгу», лишь чуть-чуть поцарапало бампер. Говорят, даже погнуло чуть, но эту вогнутость я бы искал с лупой. Так вот эта машина, при всей элегантности, как мне чуется, если столкнется с той «Волгой», то уже «Волга» будет всмятку.
Но я заявлял и заявляю, что писать может каждый, стать писателем может всякий! Сейчас же и монополия государства на издания рухнула, и печатать стало легче: компы вместо ручки с чернильницей, современные фотонаборные машины вместо старинных а-ля ленинская «Искра» — раздолье! В писательство ринулись многие. Одни с жаждой заработать, другие в поисках славы, третьи с намерением осчастливить человечество, четвертые… Есть и пятые, и сотые, всех не перечесть Немаловажно и то, что все те, кто жаловался при Советской власти, что их зажимают и не печатают, при свободе печати оказались, так сказать, экспонированными… и куда-то тихо-тихо исчезли. К удивлению простого читателя, на Олимпе вместо ожидаемой давки и треска ребер оказалось пусто, как в ограбленной Трое после раскопок Шлимана!
из двух зол выбираю третье…
«Люблю грозу в начале мая», заметил некогда поэт. Но мне свиная отбивная милее с самых детских лет.
— Привет труженику пера!.. Кстати, почему вас так называют?.. Потому что любите поспать? Ее голос понизился, стал грудным, завлекающим.
— А при чем тут поспать? — удивился я.
— Говорят, подушки в старину наполняли перьями, — ответила она.
— Не представляю… Это ж сколько воробьев нужно ощипать?.. А с птиц покрупнее — перья жесткие, проткнут любую наволочку.
Настало время, когда воруй все, до чего дотянутся руки. Воруй прилюдно, воруй нагло, а когда тебя поймают, тут же в суд на обидчиков!.. Пришло золотое время адвокатов, судебных тяжб, юридических тонкостей.
— Вы говорите так убедительно… Но я чую какую-то неправду. Вы не Сатана, случаем?
Я думал, покачал головой:
— Пожалуй, нет. Я — тот, который еще не пришел. Серые глаза стали еще больше, хорошенький ротик приоткрылся, это у нее изумление. Произнесла нерешительно:
— Тот, который еще не пришел… Как таинственно! Как загадочно… А когда придете?
Я подумал, поправился:
— Пришел, но еще не сказал.
К примеру, когда начинающий хочет написать фразу: «Он сунул руку в карман», то, умничая, обязательно уточняет: «Он сунул руку в свой карман», из чего сразу понятно, какой честный, не полез шарить по чужим карманам. Или: надел свое пальто, взял свой зонтик и так далее и пр., что понятно англичанину, у них эти his и her обязательны, но вам-то зачем подражать гнилому Западу, который не сегодня, так завтра вообще затопчем? Если умничающий новичок хочет написать, что кто-то кивнул, то обязательно уточнит, что кивнул головой, как будто можно кивнуть чем-то еще! Есть умельцы, которые составляют фразу еще круче: «Он кивнул своей головой». Такие книги можно сразу отбрасывать, ибо по сиим перлам виден общий уровень творения. Иногда встречаются чемпионы: «Он кивнул своей головой в знак согласия»! Здорово? Но и это, как говорит одна на телевидении, еще не все. Однажды я встретил вовсе шедевр: «Он кивнул своей собственной головой в знак согласия, соглашаясь со своим собеседником»! Ну, тут уж унтер Пришибеев с его утопшим трупом мертвого человека — вершина стилистики. Кстати, тот стилист на очередном Росконе фантастики еще и премию получил! За литературное мастерство, а вы что подумали?
— Смотрите, — я размашистым движением нарисовал круг размером на всю доску. Если бы не бортики, то вылез бы и на стену.
— Видите круг? За спиной целый хор подтвердил:
— Видим…
— Такое да не увидеть?
— Это мишень?
— А где яблочко?
— Будет и яблочко, — пообещал я и нарисовал в центре огромного круга еще кружок размером с яблоко. Лесное, что редко бывает крупнее ореха.
— Вот и яблочко. Заметно?
— Заметно, — подтвердили голоса.
— Я без упора всю обойму… — Ха, я все пули положу одна в одну!
Мне послышались за спиной металлические щелчки взводимых затворов. Торопливо провел от крохотного кружка прямые линии к большой окружности. Теперь мое творение напоминало огромное велосипедное колесо.
— Вот все это и есть наш словарный запас, — объяснил я.
— Маленький кружок в центре — это слова обиходные. Ими пользуемся каждый день во всех случаях жизни. Вот эти дольки лимона… сейчас надпишу на каждой… ага, вот это — слова, что пришли из ФИДО и компьютерного жаргона, это — новейшие заимствования вроде «консенсусов», «пиаров», «имиджей» и прочей хренотени, а вот это, напротив, слова диалектные, существующие только в определенных местах огромной России… это вот — вовсе так называемые устаревшие, хотя они могут обрести и другую жизнь, с другим значением… Это — жаргонизмы, это — макаронизмы, канцеляризмы… Все понятно?
Они тщательно срисовывали, тут их сканеры бессильны, кое-кто из самых ленивых или продвинутых юзеров догадался сфотографировать, быстро обрабатывал, подгонял к удобной схеме.
— В серединке, — повторил я, — слова обиходные. Масштаб, понятно, не соблюден, иначе обиходку пришлось бы рисовать с амебу средних размеров, а границу остальных слов русского языка проводить по орбите Солнечной системы…
То есть писать надо все-таки просто. Не примитивно, а просто.
Не зря же какой-то обиженный дурак запустил расхожую среди таких же обделенных умением писать фразу: нет плохих книг — есть плохие читатели!..
Но если вы писатели, то создаете литературные произведения. А это значит действуете на воображение. То есть имажинисты. Писатели-имажинисты. А те, которые… гм, знатоки, остались верны соцреализму. Ну и хрен с ними!.. Уйдут, как ушла Советская власть. Ваша задача — тревожить сердца. Чтобы человек ударился в слезы: как я мог жить, как свинья? Вот с сегодняшнего дня стану совсем хорошим, праведным, начну старушек переводить через улицу! Даже если очень упираются. А точным описанием закалки меча, формы седла, географически верным описанием излучины реки — нет, сердца не встревожите. Справочник все равно круче!
Пользуйся сегодняшними удовольствиями так, напомнил я себе, чтобы не повредить завтрашним.
Ноздрикл, как я заметил, в основном отмалчивается. Этот молчун, автор блестящего метода «перенаводки на цель», вообще-то просто гений в своем роде. Во всем мире признали, что в огромной стране все обезопасить от противника невозможно, а так хотелось бы, чтобы противник не замечал наши уязвимые места, а сдуру пер только на самую укрепленную и неприступную крепость!
Это было недостижимой мечтой, пока за дело не взялся Ноздрикл с его школой. На протяжении многих лет, ухлопав десятки миллиардов долларов, скупив сотни тысяч газет вместе с их журналистами, он всему миру доказывал, доказывал, доказывал… и сумел доказать эту очевидную для умного человека нелепость, но не очевидную для «человека обыкновенного», который привык не сам думать, а выбирать из предложенных мнений специалистов «лучшее».
Теперь, когда я слышу гневные кличи интеллигенции, что террористы — трусы, взорвали здания Торгового центра, где работали «мирные люди», а слабо им напасть на военно-моркую базу США, я думаю с невольным восхищением профессионала: молодец Ноздрикл!.. Все-таки сумел! Навязать такую очевидную глупость населению планеты — это высший класс профессионализма. Ведь не все же, кто так говорит, платные агенты, хотя их тоже хватает, есть же и чистосердечные идиоты, их больше. Но повторят, как попугаи, даже не вдумываясь, что говорят. Ведь эти фразы звучат так правильно, так одухотворенно, так возвышенно!
Это же какой класс: выстроить неприступную крепость, защитить ее всеми мыслимыми видами оружия и разрешить противнику атаковать именно ее, только ее! А все остальное в стране взрывать, рушить и жечь — нехорошо. Даже трусливо. Для Юсы стрелять с хорошо защищенных авианосцев крылатыми ракетами по мирному населению Багдада и Югославии — нормально, это доблесть и отвага, а вот когда террористы-смертники наносят ответный удар — это трусость! Повторяю, крылатыми ракетами издали — не трусость, а своим телом протаранить врага — трусость. Сейчас, правда, «аксиома Ноздрикла» трещит по швам на Востоке. Там умеют мыслить сами, в отличие от русских интеллигентов, да и в самой России все больше храбрецов, кто не страшится выглядеть недостаточно интеллигентным. Тот Торговый центр подпитывал патронами ту неприступную крепость, которую Юса через подставных лиц предлагает атаковать. В том Торговом центре работал технический персонал той самой крепости, без которого она загнется. На далеких от Нью-Йорка полях Техаса пасется скот, чьим мясом кормят ту крепость. А в любой войне всегда стараются перерезать коммуникации, сжечь склады противника, затруднить подвоз патронов и продовольствия… Простой человечек никак не уяснит, что на свете нет «мирных невинных жителей». Более того, даже туристы, приехавшие всего лишь поглазеть на красоты Манхэттена, на то время становятся юсовцами со всеми вытекающими для юсовцев последствиями, ибо тратят там вывезенные из своих стран деньги, что идут на патроны для той неприступной крепости!
Есть четкое правило: когда на свет появляется гений, узнать его можно по тому, что все тупоголовые объединяются в борьбе против него!
Журналисты гораздо в большей степени ответственны за жестокость и насилие, чем те, кто непосредственно их совершает. Но опять же, как пример того, в чьих руках канал: журналисты, которых нужно на самом деле расстреливать сразу же, как поступали с диверсантами, сумели убедить военных с обеих сторон, что им нужно предоставить особые льготы. И уж ни в коем случае не посягать на их священные жизни! Странно, почему же тогда простые солдаты, участвующие в военных действиях, лишены права неприкосновенности? Оболваненный мир… На самом деле всякий солдат, завидев на спине какого-нибудь хмыря с телекамерой крупную надпись «ПРЕССА», должен тут же стрелять в эту надпись. А потом подойти и добить контрольным выстрелом. Потом можно еще и попинать всласть…
Я верю своему подсознанию. К какому заключению оно притопает, с тем и буду считаться.
Он поклонился, явно польщенный. Действительно, только его заслуга в том, что это слово в России не употребляет ни один политик, ни один из демократов, ибо «коллаборационист» означает «сотрудничающий с врагом», а кто из либералов не сотрудничает? Только тот, кто уже напрямую получает зарплату от сотрудников юсовского посольства. Тот не сотрудничает, а уже служит.
Как-то не хочется говорить… ну, словом, против устоявшегося «мнения всего цивилизованного человечества». Не потому, что с ним согласен, просто бисер подорожал.
Все-таки ждали, что придется ломать защитные барьеры, а я вот такой рубаха-парень, душа нараспашку, сердце на рукаве, проще меня может быть только юсовец или корова.
— Вы все еще коммунист… И вообще почти все русские по натуре — коммунисты.
— А вы?
— О, мы — индивидуалисты. Кроме нас, никого нет, все — соперники. Не так ли, очаровательная Кристина? Кристина только что вышла из воды, непривычно белая. С другой стороны к нам приблизились Соммерг и его секретарша.
— Ну, — протянула Кристина озадаченно, — этого я не знаю. Но слышала, что один из великих музыкантов уже на склоне лет как-то признался, что в ранней молодости говорил: «Я!», а когда чуть повзрослел и стал писать неплохую музыку, говорил: «Я и Моцарт», в средние годы стал говорить: «Моцарт и я», а сейчас говорит тихонько и благоговейно: «Моцарт»…
Соммерг хохотнул ядовито:
— Ваша карта бита, Челлестоун! Вы еще не доросли до взрослости!
гений делает то, что надо, талант — то, что может
Я ни на кого, упаси Боже, не намекаю, но можно вывести закон, что-то типа: чем глупее и невежественнее человек, чем он дальше от литературы, искусства, науки, спорта… тем безапелляционнее будет указывать, что надо сделать, чтобы улучшить книгу, картину, открытие, рекорд, финансы и так далее. Это мы постоянно видим на примере доброхотов, которые указывают на несоответствие вооружения героев, на слабое освещение политики… хе-хе, в любовном романе, на неверно показанный монетаризм — в боевике про ревнивого мужа, на неточное освещение работы шестого членика на правом сяжке муравья — в другом боевике…
Так, «Одиссей» Гомера вообще породил кучу боевиков, которые повторяют его один в один. Ну, помните, как Одиссей после десятилетней войны во Вьетнаме… или Афгане, не помню, кое-как добрался домой, а его не только встретили без оркестра, но еще и наплевали на его заслуги, сказали: а на фиг нам та война, мы тебя в эту Трою не посылали. И вот бывший герой в своем доме застает грабеж, а его жену и ребенка притесняют и обижают…
— Насчет музея инфистики решили?.. Решили!.. Создаем. Я по совместительству могу побыть и первым директором. А теперь у меня еще одна идея…
Челлестоун поморщился.
— О Господи… Уберите его, а лучше — убейте. Но так, чтобы я видел… со сдиранием кожи заживо, натягиванием на барабан, потом на кол… Соммерг сказал ядовито:
— Нет уж, давайте послушаем. Когда трезвый, он дурак дураком, но спьяну такие идеи выдает… Он же спинным мозгом, у него такая особенность подсознания.
В моей стране над бивисами пока еще ржут, а у вас они выпускают свои журналы, заседают в сенате, становятся президентами…
Корабль слишком огромен, устойчив и слишком роскошен. Дворец султана Брунея на плаву, Тадж-Махал посреди океана.
— И что же хотите? Чтобы я спасал именно Юсу?.. Или вообще мир?
Живков сказал быстро и очень нервно:
— Спасая Юсу, как вы изволите выражаться, вы спасаете мир, человечество!
— Я знаком с этим вашим лозунгом, — ответил я любезно.
— Но я в свое время ответил на него еще более простым: «Встретил юсовца — убей!» Как помните, ваши туристы после этого перестали шататься по всему свету, загаживая его своим присутствием, их в самом деле убивали.
Гении, конечно, бессмертны. Зато дураки живут дольше.
Животное и юсовец полагают, что их дело — жить и наслаждаться жизнью. Человек же жизнь принимает за возможность что-то сделать.
книга: Никитин Юрий - Великий маг
Это будет варвар… ну, наполовину оцивилизованный варвар, огромный, могучий, свирепый, но благородный внутри. Глубоко внутри, очень глубоко, чтобы докапывания хватило до конца видеоромана.
читать дальше
читать дальше