< Хроническое исключение > Когда все считают, что ты маленький, белый и пушистый, не спеши показывать свои когти и зубы
Юрий Никитин - Зубы настежь (Зубы настежь – 1)
********************************
- Наше пение, - провозгласил ворон, - самое мелодичное на свете!
Просто надо уметь слушать. Аксиома!
У нас зеленые лица, а у них - морды! Рылы.
читать дальше - Враг моего врага, - сказал я громко и мужественно, - мой друг.
- Пока не дойдет до дележа добычи, - каркнул ворон озабоченно. - Правда, тогда
уже старый враг будет повержен, зато новый ох как нужон...
- Мы же умные?
- Мы? - обиделся волк.
Абсолютного Зла нет. Всегда кому-то обломится добром...
Разум - это болезнь, а мы... и-ик!.. здоровые как наше правительство...
просто Первых, которые еще ничего не умели, потому стали правителями...
А лебедя я вам самолично подавал, вы в королевской рассеянности изволили скушать
целиком, я половинку подноса едва успел у вас выдрать, пальцы у вас по-королевски
цепкие, что ухватите... хе-хе...
перечислять можно хоть до утра, хоть до забора, все равно всего не упомню.
- Я знаю пару подходящих королевств... Одно вовсе без правителя, вчера жаба
задавила, во втором сейчас короля выбирают... Стоит появиться и р-р-раз! Как Пяст
или Попел, не помню, сразу от сохи в короли.
- Вообще-то исход борьбы Добра со Злом, чаще всего зависит от позиций судьи.
- А судьи кто?
Он взглянул с укором:
- Ну вы-то знаете.
- Да, это настоящие герои... Они уже у власти. Короли, вожди, герцоги,
бароны... Но получили власть не по праву наследства или выборов, а по праву меча...
- Мерзавцы
- Ну, это вы загнули... Кто же об этом думает, если меч у его самого? Это если
бы у другого, то сразу бы пошли вопли о нарушении прав, диктате меднолобых...
а так сила есть - ума не надо. А если к силе еще и меч, желательно - волшебный,
но не только мозг ни к чему, а и мозжечок лишний...
- Против Хаоса и Тьмы... с мечом? Пусть даже лазерным или бластерным?
- Идиоты
ногой в челюсть с тройного разворота из-за угла в чистом поле
Уж слишком быстро завершился второй подвиг!
- Посмотрите налево. Это кости летающих драконов. Посмотрите направо, там
белеют остатки боевых ящериц. Был один дурень, привел этих земноводных... Каждая
ростом с двухэтажный дом. А чуть дальше, вон серое, это остатки войска короля
Живоруба. Надеялся на какие-то несметные богатства в моих подземельях...
- Да так... Я вернулся из похода, а от разбойников житья нет. Ну. Я пустил
свое войско широкой полосой. Все ворье, захваченное на месте, развешивали без
суда. Не было дерева, чтобы без таких вот.. ха-ха!.. плодов. Ну, вернулся в город,
рассказал где и как воевал. Мне пожаловались, что никак не могут решить проблему
растущей преступности. Ни уговоры, ни стращания - ничто их не берет. А я так
скромненько: мол, полагаю, что пойдет на спад... хе-хе...
- Приветствую, Я одинокий путник, который не ищет драк, но не отказывается,
когда ему их навязывают.
- Вижу! Идет!
- Кто едет? - поинтересовался волк ревниво.
- Да такой же... Морда - во, меч - досюда, во взоре - надменность...
Я сказал с тоской:
- Опять герой? Ну да ладно.
Вчера мы ехали в чистом бескрайнем поле, и тут неожиданно из-за угла выскочили
разбойники. Я их лихо побил, демонстрируя высочайшую технику нанесения ударов в
стиле сунь-хунь-вчай-и-вынь-су-хим школы на-ху-козе-баян с элементами духовного
учения у-попа-бы-ла-бусука. Конечно, эти простые и неграмотные мужичье долго не
понимало, зачем это я перед ними прыгаю, кривляюсь и визжу истошными голосами,
один даже бросил мне монетку, что-то не так поняв, другой улыбался до ушей и начал
ритмично хлопать, пытаясь навязать мне чужеродный ритм, но третий, наконец что-то
сообразив, завопил дико: юрод!.. юрод!.. покусает! Представляете, тут же все
разбежались, сломленные моей высочайшей техникой и духовным превосходством.
А чтобы выжить в таком мире, нужны политики. Ну, это те, которые предают всех и
каждого, режут и душат по ночам, а с утра ходють по улицам и раздают
деткам конфетки.
Ткани на одежду принцессы пошло меньше, чем мне бы потребовалось на галстук,
- На пальцах это уже высший класс мудрости.
Вот завернуть сложное каждый дурак умеет. Слушай дальше...
Чтобы полистать такую, надо сложение иметь, а у мага с виду одно вычитание.
Говорят, шесть раз веру менял, десять раз королей, три раза - носки,
четырежды - имя.
- Есть Правда и Кривда, на гнилом Западе именуемая просто и обыденно Добром
и Злом, а если пойти севернее, то Светом и Тьмой. Если же взять чуть в сторону
зюйд-зюйд-веста, то Порядком и Хаосом...
Зачем два отважных? Чтобы спорили кто отважнее?..
Зато нужно, чтобы кто-то один был умным.
А в поисках истины человеку свойственно ушибаться... Иногда очень сильно...
тут еще над головой пролетел табурет, брошенный мощно, но неприцельно.
под глазом растекался кровоподтек, что опять же говорило о мятежности духа,
могущей привести либо на мостик пиратского корабля, либо на пост мэра города.
Я сидел в седле надменный как жаба после дождя
********************************
Юрий Никитин - Уши в трубочку (Зубы настежь – 2)
********************************
Ладно, про жвачник объяснил, а теперь для тех, кто в танке, объясняю на пальцах, для доступности, значитца, как начинаются разговоры про интервью.
Интервьюист:
– Юрий Александрович, как хорошо, что я вас встретил вот так прямо в метро, а то по вашему телефону какой-то гад всякий раз на… словом, посылает.
Ю.А.:
– Считайте, что уже пришли.
Интервьюист:
– Мы решили дать вам возможность сказать интервью.
– Эт ваше дело, что вы там решили. Извините, спешу.
Интерьюист (обалдело):
– Вы че? Не понимаете?.. Мы даем вам возможность сказать о себе, своих книгах широкой массе! Да вы знаете, какие имена и чины за нами бегают, умоляют сказать нам интервью? Какие бабки нам плотють, чтобы мы эти самые интервью?.. Как за нами на коленях ползают эти сраные писателя, только бы вползти на страницы наших газет, журналов, рассказать, какие они гениальные, как пишут, творят, значитца?.. А вы, извините, харю воротите?
Ю.А.:
– Книги, того, пишу.
Интервьюист:
– Ладно, меня к вам послали из газеты, вот и пришел, так что первый вопрос: считаете ли вы, что постмодернистская трехчленная конструкция сюжетизма испытала влияние гиперпанковского ундергедонизма в сочетании с общим влиянием Мирового разума через задний канал воздействия на человечество? Как это отображено в ваших книгах?
Ю.А.:
– Отображено. Читайте, узнаете.
Интервьюист (отключая диктофон):
– Скажу честно, книжки читать – глаза портить, да еще и лысина нечаянно нагрянет, а у меня пока с хэдэншолдерс за сорок у.е.б.у! К тому же в интервью сам себя покажу, мои вопросы круче ваших ответов, главный редактор меня заметит, оценит виртуозный стиль, жене и любовнице покажу свои виртуозные и умные вопросы, на высшую журналистскую премию выдвинусь, у меня кое-какие концы появились, все схвачено!
Ю.Н.:
– В моих книгах все сказано.
Интервьюист (отключая):
– Да когда их читать?.. Вы мне по-быстрому насвистите свою фугу, пока на эскалаторе едем… ах да, вы же не фуги, а книги… да один хрен, что-нить клубничное, а статью забацаю отпадную, улетную…
Ю.А.:
– В книгах есть. Прочтете, напишете.
Интервьист (нервно включая, затем отключая снова):
– Скажу по секрету, статьи надо… эта, буквами. Интервью проще: включил диктофон, и всего делов!.. Я вообще писать не умею, там закорючки какие-то… Кириллица, говорят. А так приду, брошу кассету машинистке, распечатает чин-чинарем! Я уже три премии по журналистике огреб, и никто не врубился, что буквов не знаю. Да и кому это надо в век цифровки? Вон на телевидении две трети неграмотных, и – ничего, такие бабки гребут! Теперь буковки вообще не нужны, все с картинками. Пиктограмки называются. Зато оцифрую – класс! Голос, как у генерала, сделаю, хотите?.. Или как у тенора, или с хрипотцой, как у Лебедя?.. Стойте, куды ж вы?.. Эх, ладно, вон за мной толпа писателей на коленях ползет, гады! Сперва покуражусь, а потом выберу, у кого изволить принять интервью.
Мордобитие откладывается, а жаль, как будто конфетку прямо изо рта выхватили.
– Вот эта дверь, – сказал я. – Моя комната. Остальные – соседские. Это коммуналка, если вы еще не поняли по количеству звонков на двери.
– Понял, – прошептал он с огромным уважением. – Это делает вам честь… Я бы не смог. На второй-третий день сошел бы с ума.
– Дык я ж супермен, – ответил я с горькой иронией, – живу так уже который год.
Завистники говорят, что потребляю кофе в неимоверных количествах, слишком много ему внимания, но… я в самом деле люблю кофе. И жареного кабанчика, кстати. Хоть никогда и не пробовал. Это, так сказать, мечта бунтующего иудея.
в куртке внутренние карманы могут спрятать гранатомет
Учить будет либо наставник, какой-нибудь мастер восточных единоборств… нет, эти клоуны достали, только самые тупые все еще с пиететом об этом сунь-хунь-в-чайстве, психически нормальные над этим цирком ржут, как брабантские кони.
Нам пришлось быстро стащить с водительского сиденья молчаливого шофера, пуля пробила голову навылет, но сгустки запекшейся крови намертво запечатали… хорошее слово «намертво»!…
– Переходи в крайний правый ряд! – крикнул я.
– Зачем?
– Там поворот на Волоколамку!
Она послушно начала перестраиваться, нам боязливо уступали дорогу даже могучие МАЗы и КамАЗы, ибо женщина за рулем – это шахид на задании.
– Святой космос! – прокричала она в страхе. – Стекло залепило!
– Это новый вид услуг, – успокоил я.
– Какой?
– Пицца в автомобиль! Со всей дури в лобовое стекло. Она оглянулась.
– Так мы ж не заплатили?
– Ничего, – пообещал я зловеще, – я должок ему верну кому-нибудь другому. За мной не заржавеет!
а ведь известно, что за двумя зайцами погонишься, от обоих по морде схлопочешь. Или от лесника.
Я ожидал услышать знакомое «Аллах акбар!», у нас уже такая реакция на зеленое: либо гринписец, либо моджахед, но там черными иероглифами было написано: «Триада», а на других просто: «Японская якудза».
– Да тихо вы! Разве торкессы так вопят?
– А в чем дело?
– Если изволите умолкнуть на миг, – объяснил я, – я услышу, затихла ли канонада.
– Хорошо теперь здесь работать, – прошептал я. – Просто рай…
Торкесса шумно дрожала, ее хорошенькая мордочка от обилия огромных древних механизмов выглядела подавленной, в глазах страх.
– Как вы можете так шутить…
– Какие шутки, – сказал я с завистью. – Видела бы ты, как в таких цехах работали раньше! А то и сейчас… на Украине какой-нибудь.
Она нахмурилась, стараясь понять, как же это, а я провел рукой по щеке, ладонь укололо щетиной. В задумчивости помял подбородок, не брился уже три дня, но достаточно ли для небритого героя? Рискованно, если отросла недостаточно, могу не успеть пробежать под выстрелами от сарая и до обеда, а если щетина как минимум двухнедельной давности, то я гарантированно смогу стрелять с двух рук и ни разу не промахнуться. Да, а потом, когда закончатся патроны, а врагов станет почему-то еще больше, я посмотрю на пистолеты с недоумением, помедлю, а потом с проклятием швырну под ноги. И побегу. Побегу, пригибая голову и закрываясь от пуль руками и локтями.
Впереди крадется фигура, двумя руками держит пистолет, тоже готов ко всем неожиданностям, кроме тех, что сзади, уши на макушке, глаза врастопырку, в чем-то моя копия, но только я на стороне Добра, видно по моему торсу и благородному лицу, а он весь из себя злодей, даже крадется по-злодейски.
Я тихохонько догнал, шум от работающих машин глушит звук шагов, сказал негромко:
– Не там ищешь…
Он резко обернулся, но приклад автомата уже двигался по рассчитанной траектории. Они встретились в точно заданной точке: приклад и не менее массивная челюсть. Хрустнуло, но приклад выдержал, а челюсть – нет.
Я стоял над телом, настороженно выискивал взглядом торкессу. Что это последний, сомнений нет, босса всегда убивают в конце, но как бы эта ворона… красивая ворона, правда, да еще с такой фигурой, если честно… как бы не сунула палец под пресс, не сломала каблук или, что куда страшнее, не попортила маникюр, то-то визгу будет.
– Есть вещи и куда более странные, чем это оживление из мертвых…
– Что?
– Как он ухитрился из шестизарядного магнума выстрелить восемь раз подряд?
Бери от жизни все, но потом положь обратно!
– Ребята, – сказал я проникновенно, – вы имеете право хранить молчание. Все, что скажете, будет переврано и обращено против вас… Так что лучше отпустите пленных, а я вас. Возможно, не трону.
Однако мой аппетит оказался заразительным, сперва клевала, как птичка, потом ела, как мышка, а потом уже – как здоровый раскрепощенный бегемотик, ведь с полуобезьянами жить – по-английски говорить.
– Русский человек называет дорогой место, – отрубил я веско, – где собирается проехать.
– Где наша не пропадала! Везде пропадала… Пора брать реванш!
– Меня зовут Кваргом. А теперь лучше всего на Ставропольскую. Они пытаются перехватить на Верхних полях. Странно, почему не задействовали всех? Особенно Пурнеля, Рокси, Озагунда и Л-четырнадцатого.
Торкесса сказала мстительно:
– А они уже догорают! Кто где. В разных весьма местах. А Л-четырнадцатый так и вовсе вылетел, аки птица, через разбитое окно…
– Он жив? – спросил Кварг с беспокойством. – Или только прическу попортил?
– Да, – ответила она с сарказмом. – Попортил! Если можно не попортить, когда на скорости в сто восемьдесят сталкиваешься с большегрузом. Потом еще лопаешься под колесами того же грузовика. А их у него как у сороконожки! А потом и под колесами всей колонны… Я уж не упоминаю о такой мелочи, что вылетел через лобовое стекло вообще без головы…
Бог наглых не очень-то любит, хотя и выпустил нас немало, это чтоб караси не дремали и человечество не погибло от сонной болезни
Она с ужасом косилась на кевларовый бронежилет. Я вообще-то из жалости выбрал третий номер, хотя мог бы и восьмой, в восьмом можно в открытый космос, в третьем же удается двигаться и даже ходить.
Она вздрогнула, когда я сунул в руки гранатомет, потом нацепил на ее же плечи по автомату, к поясу подвесил с десяток гранат, еще два десятка положил в ранец, что заботливо укрепил на ее хрупкой спине, а также вооружил миниганом, снайперской винтовкой и десантным ножом.
Ну, успеха тебе. Или, как говорят дураки и лодыри, удачи!
– Ты все олрайт?..
– Иногда и левой, – ответил я. – А то на правой уже мозоли.
втайне нам сочувствовал, но ничего сделать не мог, политкорректность обязывает говорить и даже думать одинаково, шаг вправо и шаг влево – попытка бегства от демократии, пуля в затылок и газовая печь, потом некролог с прочувственной надписью, что погиб за демократию от руки звероватых русских.
Кивнул на разбросанные по всей территории стонущие трупы
– Я люблю тебя, жизнь, – сказал я ошарашено, – что само по себе уже нонсенс!..
– Неумение врать – еще не повод говорить правду.
– Жизнь, – сообщил я ему, – сложная штука. Сделать ее простой может только вот это…
Палец с силой вдавил спусковую скобу.
Чем хороши суперкомпьютеры, которые используют НАСА и ЦРУ, или другие правительственные учреждения, так очень простым графическим интерфейсом. Если же графического интерфейса нет, то используется чрезвычайно мощная оболочка, понимающая литературный английский. Это значит, что такая оболочка предоставит доступ к любой нужной информации, стоит набрать вроде: «Получить доступ к секретным файлам».
И еще очень мило, что эти компьютеры загружаются не больше чем пару секунд, любые сложнейшие вычисления и загрузка хоть терабайт инфы занимают те же две секунды, а выключать комп можно, не сохраняя данные. Он сам знает, когда сохранять, а когда и не надо.
Я быстро отстучал вопрос, стараясь ни разу не задевать пробел, но комп знал, что собираюсь написать, и заранее исправлял опечатки и раздвигал слова на благоразумное расстояние одно от другого. Буквы бежали по экрану крупные, четкие, чтобы тот, кто смотрит издали из-за моего плеча, мог рассмотреть без бинокля. И, что понравилось, у суперкомпьютеров не бывает курсора.
– Жизнь – это движение, но главное – не свести его к броуновскому.
Бросьте мне веревку! Да не целиком, а только один конец…
– Где это мы?
Я потянул носом:
– Судя по тому, как накурено, в лесу.
– Живем один раз. А разговоров… И вообще: живем только один раз, а первый блин – всегда комом!
– Жизнь дается один раз, – согласился я, – а удается еще реже. Потому я бы сбавил вон на том повороте скорость…
– Мужик, хочешь десять баксов заработать?
Он покосился на меня настороженно:
– За что?
– Подкинь нас, да побыстрее, к легкому метро.
– Пятнадцать, – сказал он твердо.
– Идет, – согласился я.
Он досадливо крякнул:
– Эх, надо было двадцать… Ладно, если вы даже наркоту везете, то меня не впутывайте. Я ничего не знаю и вообще вас не видел. А деньги не фальшивые?
– Да кто их теперь различит, – ответил я. – Но если хочешь, могу в юанях.
– Не хочу, – ответил он твердо. – Я патриот, так что давай баксами.
– Наши баксы – это все, – согласился я. – А знаешь, что они есть уже и в Америке, только там зовутся долларами?
– Слышал, но не поверил…
– Ого! А что, аура есть у каждого?
– Естественно, – ответила она. – А ты не знал?
– Слышал, но… А какая у меня?
Она непроизвольно бросила взгляд на место, что над моей макушкой, поморщилась.
– Тебе лучше не знать.
– Ладно, – согласился я поспешно. – Меньше знаешь, спишь спокойнее.
Она посмотрела с подозрением:
– Это в могилке, да?
– А где еще, – удивился я, – если заплатил все налоги?
– Одиночество, – печально говорил один, – это привычка не запираться в сортире…
– …и когда некому напомнить, что ты козел.
– Одиночество, – добавил первый, – это когда есть телефон, а звонит будильник…
– Одиночество – это когда можешь один выпить бутылку водки…
Первый заметил, что я прислушиваюсь к их разговору, сказал мягко, с долей зависти:
– Вам, молодой человек, это чувство незнакомо…
Я сдвинул плечами:
– По-моему, одиночество – это когда вы не получаете по почте ничего, кроме списка рассылки.
Оба переглянулись, переспросили в один голос:
– А что это?
– Полное одиночество, – пояснил я, – когда с Новым годом тебя не поздравляют даже спаммеры…
склероз – это ReadOnly человеческой памяти
А вот чистая совесть – как раз признак плохой памяти!
– У теоретиков чистые руки, – напомнила она тихо, – у исполнителей – чистая совесть.
– Совесть – огромное богатство, – возразил я, – а земляне – люди бедные! Не стоит мучиться угрызками совести…
Даже в детских садах знают, что все социологи – шпионы, шпионы и только шпионы. Других социологов просто не бывает.
– За нами хвост!
Я хмыкнул суровым мужественным голосом:
– Не хвост, а погоня. Восемь машин. Твой гад явно ухитрился вызвать группу прикрытия. Они за нами едут от бульвара Ушакова.
– И ты мне ничего не сказал?
– А что бы ты сделала? – поинтересовался я.
Она надулась, как мышь на крупу, вжалась в сиденье.
– Он скрывается в этом доме!
Я окинул взглядом гигантское здание, их иногда называют китайской стеной за длину, да и семнадцать этажей – это семнадцать, а не, скажем, двенадцать.
– Предлагаешь прочесать?
– Можно бы, – ответила она возбужденно, – но, к счастью, он в прошлый раз на месте преступления неосторожно чихнул, это его и погубило.
– Как? – спросил я. – Лопнул?
– Нет, но по капельке мокроты, вылетевшей из горла и попавшей на стену, мы сразу же определили, что он самец, высокий рост, глаза голубые, арийские, вид нордический, на левой щеке шрам, на правом виске родинка, ему двадцать семь лет три месяца и шесть дней, а проживает в этом доме в квартире семьсот восемнадцать!
Я сказал с великим уважением:
– И это все по капельке слюны? Которая к тому же сразу высохла… Круто!
– Да, – сказала она нетерпеливо, – у нас совершенные методы анализа. К тому же все данные подтвердились благодаря там же найденному паспорту, который преступник выронил при грабеже.
Проехали мимо шумного многолюдного митинга, оратор с грузовика что-то кричит, остальные потрясают плакатами. Я с трудом разобрал надпись на самом крупном транспаранте: «Здесь производится сбор подписей за восстановление поруганного бассейна «Москва» на историческом месте».
Впереди образовалась вяло текущая пробка, автомобили сбавляли скорость, потом вдруг, как зайцы, прыскали в стороны, некоторые даже въезжали на тротуары, а самые пугливые пытались карабкаться по стенам: нам навстречу на приличной скорости тяжелый танк, весь облепленный грязью аризонских болот.
Торкесса взвизгнула:
– Он не по своей полосе!
– Где танк, там и его полоса, – ответил я мудро и прижал машину к бордюру, давая дорогу. – Заряженному танку в дуло не смотрят, пусть едет. Возможно, кто-то поехал говорить правду.
– Как это?
– Правду лучшие всего говорить из танка…
чтобы произвести впечатление, дети стремятся выглядеть старше, мужчины – умнее, женщины – моложе и глупее.
– Лучше казаться слабо умным, – чем быть сильно мертвым.
Африка – она и в Африке Африка!
незнание об опасности, как известно, ведет к массовому героизму
– Одного умного бывает мало, одного дурака всегда много…
– Ничего, – утешил я. – Плохой танцор – хороший папа… Предсказамус настрадал вам будущее, что, если не способны постоять за себя, – придется полетать за других!
– Кто не рискует тот не лежит в гипсе.
Тот, который с ножом, бросился, размахивая лезвием во все стороны, я посторонился, дал подножку, он с красивым гортанным криком полетел вниз с движущегося вагона.
– Молодым, – сказал я второму, – везде у нас туда и дорога…
– Я не молодой, – ответил он глухо.
– Тогда, – сказал я с сомнением, – может быть, сам спрыгнешь?
– Откуда вы, мистер?
– Чем темнее личность, – сказал я, – тем ярче похороны. Верно?
– Мы на этих машинах всю Африку проехали, Амазонку, болота Казани, да что там Амазонка, мы через всю Пермь по их долбанным дорогам на этих машинах сумели!
– Да, – согласился я, – Пермь – это не какая-то там Амазонка…
– Острить и занимать деньги нужно внезапно!
– Да? – спросил я, настораживаясь. – В грузовиках подушки безопасности не предусмотрены, не знал, урод? Он огрызнулся:
– У нас в семье восемнадцать человек и ни одного урода!
– Сейчас будет!
– Да что за жизнь, – прошептал я в отчаянии, – что на мне: штаны с чужого плеча? Или рожа крива?
– Я вызову полицию! – донесся воплик.
– Не нервируйте меня! – огрызнулся я. – Мне скоро негде будет прятать трупы!
– Все-все, твоя взяла!.. Закончим. Лежачих не бьют!
– Да, – согласился я. – Их добивают. Где резидент?
Он вытаращил глаза:
– Это какой резидент?
– Сейчас уже не помню, – ответил я, задыхаясь, – то ли наш, то ли ваш, но какой-то нужен. Лучше – оба. Так что давай делись, а мы выберем.
– Но кто вам нужен?
– Лучше отвечай по-доброму, – посоветовал я. – Я вообще-то добрый, гуманист даже, но, как демократ и общечеловек, сперва прострелю колено… потом другое… Нет, сперва гениталии, а потом молотком разобью все пальцы.
– Себе?
– А это щас узнаешь, – пообещал я зловеще.
Жизнь такая штука, – сказал я, – что как ни крути, а живым из нее не выбраться орлам и покруче тебя. А ты не орел, не орел…
А ты говоришь, что удача улыбается смелым… Зато потом долго ржет над ними!
Хоть называть вещи своими именами легче всего на заборе, но я скажу тебе, ты – великолепный напарник!
Сбалансированная диета – это когда в каждой руке держишь по громадному куску мяса!.. Или хотя бы торта.
– Ты что? Хочешь без меня смыться?
– Куда ж я без тебя, – вздохнул я. – Тяжело найти свое счастье, но еще тяжелее его потерять.
– Дорогой, будь осторожен…
– Что случилось?
– Только что передали, на нашей дороге какой-то идиот гонит по встречной полосе!
Я удивился:
– Один? Да их тут тысячи! И все прут навстречу. Озверели.
Рекорды скорости рождаются в погоне за счастьем.
– Лучший отдых – в Сайта-Барбаре!.. Круглый год – лето, пальмы, попугаи… Молодоженам – льготные цены, тещам – тридцатипроцентная скидка с самолета!
– Дорогие пассажиры, вас приветствует Григорий Авилов, капитан экипажа, пилот высшей категории. Вы летите на самом современном самолете, он оснащен самой надежной системой безопасности… Ай!.. Мать твою!… Что за…
Наступила зловещая тишина, донесся плачущий голос стюардессы, резко оборвался, словно отрезанный гильотиной. В огромном салоне началась тихая паника. Кто-то молился, кто-то каялся в супружеской измене, в казнокрадстве, инцесте, кто-то бросился к окну, стараясь увидеть, куда падаем, другие же, напротив, отшатнулись и вжались в спинки кресел; крепко зажмурились. Наконец после долгого молчания в громкоговорителе раздался тот же голос:
– Извините за перерыв связи!.. Стюардесса у нас новенькая, споткнулась и уронила мне на белые брюки чашечку крепкого кофе. Вы можете представить, какое у меня пятно спереди…
За моей спиной кто-то всхлипнул:
– Видел бы он, какое у меня пятно сзади…
Один из пассажиров поднялся, сказал с досадой:
– Да успокойтесь вы все! Это шуточки экипажа. Скучно им, видите ли. Сейчас еще объявят, что капитан экипажа – мастер спорта по парашютному спорту. А то и весь экипаж не поленится надеть парашюты и пройти в хвост самолета. Я сам старый летчик, всегда так развлекались, чтоб вы, гады, меньше летали, мы ведь на твердых окладах.
Шум в салоне начал затихать, на него смотрели со страхом и надеждой. Из отделения для пилотов вышла милая стюардесса, красивая, как Айседора Дункан мак Лауд. Профессионально покачивая бедрами, пошла между рядами.
– Кушать будете?.. Кушать будете?.. А вы?..
– А какой выбор? – поинтересовалась торкесса.
– «Да» или «нет», – объяснила стюардесса мило.
– Наш рейс – самый безопасный!..
– А всякие там террористы? – спросил я. – Только о них и слышно. И все с бомбами!
Он засмеялся еще заливистее, сообщил шепотом:
– По теории вероятности бомбу подкладывают в каждый стотысячный самолет. Я летаю не каждый день, что значит вероятность попасть именно в такой самолет вообще стомиллионная!.. А скажите, какова вероятность, что на одном и том же самолете окажутся две бомбы? Вообще стотысячтриллионная!.. Так что все в порядке, уверяю вас. Я всегда вожу с собой бомбу, тяжело, правда, зато летаю спокойно.
Я пролепетал обалдело:
– Да… что-то в этой логике есть…
От пилотской кабины раздался шум, раздраженные голоса, потом щелкнуло, все в салоне услышали частое дыхание, шум борьбы, затем сдавленный голос пилота:
– Говорит борт триста семидесятый. Мы захвачены террористами… Требуют изменить курс на Эмпайр стейтс билдинг.
После паузы раздался беспечный голос:
– Говорит диспетчер Шереметьево-два. Щас проверим, никуда не уходите, хорошо?.. Та-а-ак, согласно таможенной декларации на ваш самолет пронесли девяносто семь килограммов тротила. Мы еще подумали, на хрена им столько?
Словом, как мы живем – государственная тайна, на что живем – коммерческая.
– Дорогой, разве не там главная дорога?
– Почему так решила?
– Там едет танк…
– Это в России главная дорога та, – пояснил я, – по которой прет танк. А мы сейчас в немножко отсталом обществе… Мы, умные, делаем машины под наши дороги, а здесь, дураки, делают дороги под свои машины. Видишь, как едем? Не качнет, заснуть можно.
– А я слышала, – проворковала она, – что в России три беды – дороги, дураки и дураки, показывающие дорогу…
– Глупость, – возразил я. – В России только две беды – дураки и дороги. В Америке одна. А дороги у них хорошие.
– А у вас?
– У нас тоже становятся все лучше и лучше, – отрезал я. – Танки уже не застревают!
– Кто с чем к нам зачем, тот от того и – того. Теперь все понятно?
– При чем тут талия? Шестьдесят – это мой ай-кью!
Даже очки наверняка нацепил, скотина. Не знает, что для того, чтобы носить очки, недостаточно быть умным, надо еще и плохо видеть…
Я осмотрелся в полутьме, напрасно щупал стену в поисках выключателя, не отыскал, догадался:
– Значит, это кухня!
Послышалось кокетливое цоканье каблучков, это торкесса, прошла в дальний конец, дернула за ручку. Из холодильника хлынул свет. Десяток решетчатых полок, лишь на одной сиротливо сгрудилось с полдюжины банок пива.
– Неужели и здесь жил полицейский? – удивился я.
– А что не так? – обиделась торкесса. – Моя бабушка не могла быть полицейским?
– Могла, могла, – поспешно заверил я. – Наверное, в таможенной полиции?
– Почему в таможенной?
Я вспомнил размеры особняка, когда наблюдали с улицы, сказал дипломатично:
– Да там свои особенности… И возможности…
– Какие?
– Ну, таможня – это структура, которая не столько дает добро, сколько отбирает.
– Когда власть бездействует, народ вправе брать власть в свои руки, хоть это и противно брать в руки всякую гадость.
– Будь здесь, – сказал я.
– А ты?
– Пойду загляну в остальные комнаты, – сказал я. – Рыться в вещах не буду, не бойся, капиталистка, только убеждюсь… убедюсь, что никто не прячется.
– Может быть, лучше утром?
– А если утром проснемся с перегрызенными глотками?
а у нас сейчас такая форма фашизма, демократией зовется, что все запрещено, окромя самой демократии!
– Это я, Гакорд!.. Откуда этот человек?.. Ох, это ж Кварг!
Она хотела броситься к нему на шею, я предупредил:
– Ты забыла, что он враг и работает на телуриан? Кварг, скажи ей. И хоть женщине не ври!
– А кому же еще врать?
************************************************
Юрий Никитин - Трехручный меч (Зубы настежь – 3)
************************************************
Пусть хоть все друг друга поубивают, лишь бы не было войны…
Сколько волка ни корми, все равно придет к обеду.
Волк поинтересовался:
— А вселенский престол, это как? Больше или меньше, чем в нашем королевстве?
Ворон переступил с лапы на лапу, вздохнул горестно:
— Сколько волка ни корми, а все равно дураком смотрит. Мой лорд, когда отправляемся?
— Сейчас, — ответил я.
— В какую сторону? — спросил ворон. — На восток? На запад?
— Ты еще про юго-восток скажи, — огрызнулся я. — Умные люди не умничают, а пальцем показывают. Прем пока что из леса, а там увидим. Где-нить населенные пункты поблизости есть?
Волк поинтересовался громко:
— А что, где-то и умные есть?
— Не будем показывать пальцем, — сказал я милостиво.
— Правильно, — согласился волк. — Сразу врежем по наглой морде! В смысле, по клюву.
Голова полетела в сторону, тело еще постояло, подумало, эти всегда думают не головой
Пока выехали из леса, еще дважды нападали разбойники, но уже пожиже, хлипкие. Что удивило, так это отвага: одно дело броситься на проезжающих крестьян, другое — на такого вот мордоворота, как я. Нужен очень уж большой стимул, чем просто пограбить.
На опушке налетали противные крылатые твари с крыльями летучих мышей и мордами старух, одновременно из кротовьих нор вылезали толстые жуки и пробовали утащить под землю. Уже в поле прибил еще двух, один, умирая, успел сообщить, что на меня покушаются по приказу Властелина Тьмы… Нелепость какая-то, я с ним пока что не ссорился.
Да в России не найти человека, который бы назвался сразу, как на их занюханном Западе. У нас все говорят друг с другом, не зная имен и не понимая, как обращаться. А по телефону вообще никто не представляется, уроды…
Как известно, динозавры и рыцари вымерли, а тараканы и простолюдины уцелели, даже весь материк за океаном заселили, расплодились, ничего их там не берет, гадов.
Умный варвар — это такой же нонсенс, как честный политик, благородный американец или бескорыстный адвокат.
— Знание — сила, слышал такое?
— А сила есть — ума не надо
Преимущество силы в том, что ей ум не помеха.
Эх, только дураки повторяют свои ошибки! А умные, вроде меня, совершают новые.
— Молодежь ужасная. Но еще ужасней то, что мы к ней не принадлежим…
— Там слишком шумно… Нельзя ли мне перебраться в ваше благородное собрание?
— Ты хто? — прорычал бычешеий.
— Я?.. Я сын и внук короля… императора тоже… а также наследник престола Трех Королевств…
— А почему грамотный? — удивился монах.
— Да так, по недосмотру…
пригласили меня отъесть… э-э… отожрать, словом, отобедать в твоем обществе.
— Ладно, — ответил я. — С чего начинать?
— С главного, — проговорила она.
Я довольно потер руки.
— Это хорошо. Наливай!
Она мило наморщила носик.
— А вы не хотите сперва откушать?
— Кушать, — сказал я свирепо, — я хотел два часа назад, есть хотел — час назад, а сейчас — жрать! И пить, конечно.
— В приличном обществе у женщины всего три обязанности: первая — быть красивой. Вторая — хорошо одеваться. Третья — никогда не перечить.
— И где вы такое место увидели?
— В мечтах
Женщина это как открытая книга на китайском языке: вроде бы все видно и можно прочитать, но абсолютно ничего не понятно.
— Вы… Вы… вы хоть слышите, что вам говорят?
— Если мужчина слышит все, что говорит ему женщина, значит, она не красавица.
— Гордость женщин — шарм, а мужчины — шрам. Но что-то у вас, такого с виду мужественного, кожа чище, чем у юной девушки.
— Шрамами теперь гордятся те, — ответил я, — кто встречался со мной. Кому удалось выжить. Представляю, что нарассказывали вам и сколько раз меня убили!
Не спеши, а то успеешь!
У вас есть обязательные признаки красивой: мания величия и мания преследования.
Помню, у английской королевы было три сына — двое умных, а третий — наследник…
Ночь прошла как обычно: две банды разбойников подкрадывались в надежде увести Рогача, передрались, а последнего затоптал острыми, как у лося, копытами сам Рогач, я зря примчался, пылая праведным гневом. Да еще ближе к утру приходило что-то темное и мохнатое, но на страже был ворон, он рассказал чудищу кое-что обо мне, чудище уменьшилось и умчалось на цыпочках, страшась меня разбудить, я утром зря расспрашивал, ворон скромно умалчивал о своих фантазиях.
У нас, варваров, тонкий юмор. Очень тонкий. Чтоб больше в голове укладывалось.
Как выжить в мире, где вдруг воцарятся разумные отношения?
Вся жизнь — война, а люди в ней — патроны. В смысле, и стрелы, и мишени.
В мире редко кому удается тратить деньги с умом — потому что редко у кого есть и то и другое.
— Скажу, — пообещал я, — что ты убит при попытке покончить с собой.
********************************
- Наше пение, - провозгласил ворон, - самое мелодичное на свете!
Просто надо уметь слушать. Аксиома!
У нас зеленые лица, а у них - морды! Рылы.
читать дальше - Враг моего врага, - сказал я громко и мужественно, - мой друг.
- Пока не дойдет до дележа добычи, - каркнул ворон озабоченно. - Правда, тогда
уже старый враг будет повержен, зато новый ох как нужон...
- Мы же умные?
- Мы? - обиделся волк.
Абсолютного Зла нет. Всегда кому-то обломится добром...
Разум - это болезнь, а мы... и-ик!.. здоровые как наше правительство...
просто Первых, которые еще ничего не умели, потому стали правителями...
А лебедя я вам самолично подавал, вы в королевской рассеянности изволили скушать
целиком, я половинку подноса едва успел у вас выдрать, пальцы у вас по-королевски
цепкие, что ухватите... хе-хе...
перечислять можно хоть до утра, хоть до забора, все равно всего не упомню.
- Я знаю пару подходящих королевств... Одно вовсе без правителя, вчера жаба
задавила, во втором сейчас короля выбирают... Стоит появиться и р-р-раз! Как Пяст
или Попел, не помню, сразу от сохи в короли.
- Вообще-то исход борьбы Добра со Злом, чаще всего зависит от позиций судьи.
- А судьи кто?
Он взглянул с укором:
- Ну вы-то знаете.
- Да, это настоящие герои... Они уже у власти. Короли, вожди, герцоги,
бароны... Но получили власть не по праву наследства или выборов, а по праву меча...
- Мерзавцы
- Ну, это вы загнули... Кто же об этом думает, если меч у его самого? Это если
бы у другого, то сразу бы пошли вопли о нарушении прав, диктате меднолобых...
а так сила есть - ума не надо. А если к силе еще и меч, желательно - волшебный,
но не только мозг ни к чему, а и мозжечок лишний...
- Против Хаоса и Тьмы... с мечом? Пусть даже лазерным или бластерным?
- Идиоты
ногой в челюсть с тройного разворота из-за угла в чистом поле
Уж слишком быстро завершился второй подвиг!
- Посмотрите налево. Это кости летающих драконов. Посмотрите направо, там
белеют остатки боевых ящериц. Был один дурень, привел этих земноводных... Каждая
ростом с двухэтажный дом. А чуть дальше, вон серое, это остатки войска короля
Живоруба. Надеялся на какие-то несметные богатства в моих подземельях...
- Да так... Я вернулся из похода, а от разбойников житья нет. Ну. Я пустил
свое войско широкой полосой. Все ворье, захваченное на месте, развешивали без
суда. Не было дерева, чтобы без таких вот.. ха-ха!.. плодов. Ну, вернулся в город,
рассказал где и как воевал. Мне пожаловались, что никак не могут решить проблему
растущей преступности. Ни уговоры, ни стращания - ничто их не берет. А я так
скромненько: мол, полагаю, что пойдет на спад... хе-хе...
- Приветствую, Я одинокий путник, который не ищет драк, но не отказывается,
когда ему их навязывают.
- Вижу! Идет!
- Кто едет? - поинтересовался волк ревниво.
- Да такой же... Морда - во, меч - досюда, во взоре - надменность...
Я сказал с тоской:
- Опять герой? Ну да ладно.
Вчера мы ехали в чистом бескрайнем поле, и тут неожиданно из-за угла выскочили
разбойники. Я их лихо побил, демонстрируя высочайшую технику нанесения ударов в
стиле сунь-хунь-вчай-и-вынь-су-хим школы на-ху-козе-баян с элементами духовного
учения у-попа-бы-ла-бусука. Конечно, эти простые и неграмотные мужичье долго не
понимало, зачем это я перед ними прыгаю, кривляюсь и визжу истошными голосами,
один даже бросил мне монетку, что-то не так поняв, другой улыбался до ушей и начал
ритмично хлопать, пытаясь навязать мне чужеродный ритм, но третий, наконец что-то
сообразив, завопил дико: юрод!.. юрод!.. покусает! Представляете, тут же все
разбежались, сломленные моей высочайшей техникой и духовным превосходством.
А чтобы выжить в таком мире, нужны политики. Ну, это те, которые предают всех и
каждого, режут и душат по ночам, а с утра ходють по улицам и раздают
деткам конфетки.
Ткани на одежду принцессы пошло меньше, чем мне бы потребовалось на галстук,
- На пальцах это уже высший класс мудрости.
Вот завернуть сложное каждый дурак умеет. Слушай дальше...
Чтобы полистать такую, надо сложение иметь, а у мага с виду одно вычитание.
Говорят, шесть раз веру менял, десять раз королей, три раза - носки,
четырежды - имя.
- Есть Правда и Кривда, на гнилом Западе именуемая просто и обыденно Добром
и Злом, а если пойти севернее, то Светом и Тьмой. Если же взять чуть в сторону
зюйд-зюйд-веста, то Порядком и Хаосом...
Зачем два отважных? Чтобы спорили кто отважнее?..
Зато нужно, чтобы кто-то один был умным.
А в поисках истины человеку свойственно ушибаться... Иногда очень сильно...
тут еще над головой пролетел табурет, брошенный мощно, но неприцельно.
под глазом растекался кровоподтек, что опять же говорило о мятежности духа,
могущей привести либо на мостик пиратского корабля, либо на пост мэра города.
Я сидел в седле надменный как жаба после дождя
********************************
Юрий Никитин - Уши в трубочку (Зубы настежь – 2)
********************************
Ладно, про жвачник объяснил, а теперь для тех, кто в танке, объясняю на пальцах, для доступности, значитца, как начинаются разговоры про интервью.
Интервьюист:
– Юрий Александрович, как хорошо, что я вас встретил вот так прямо в метро, а то по вашему телефону какой-то гад всякий раз на… словом, посылает.
Ю.А.:
– Считайте, что уже пришли.
Интервьюист:
– Мы решили дать вам возможность сказать интервью.
– Эт ваше дело, что вы там решили. Извините, спешу.
Интерьюист (обалдело):
– Вы че? Не понимаете?.. Мы даем вам возможность сказать о себе, своих книгах широкой массе! Да вы знаете, какие имена и чины за нами бегают, умоляют сказать нам интервью? Какие бабки нам плотють, чтобы мы эти самые интервью?.. Как за нами на коленях ползают эти сраные писателя, только бы вползти на страницы наших газет, журналов, рассказать, какие они гениальные, как пишут, творят, значитца?.. А вы, извините, харю воротите?
Ю.А.:
– Книги, того, пишу.
Интервьюист:
– Ладно, меня к вам послали из газеты, вот и пришел, так что первый вопрос: считаете ли вы, что постмодернистская трехчленная конструкция сюжетизма испытала влияние гиперпанковского ундергедонизма в сочетании с общим влиянием Мирового разума через задний канал воздействия на человечество? Как это отображено в ваших книгах?
Ю.А.:
– Отображено. Читайте, узнаете.
Интервьюист (отключая диктофон):
– Скажу честно, книжки читать – глаза портить, да еще и лысина нечаянно нагрянет, а у меня пока с хэдэншолдерс за сорок у.е.б.у! К тому же в интервью сам себя покажу, мои вопросы круче ваших ответов, главный редактор меня заметит, оценит виртуозный стиль, жене и любовнице покажу свои виртуозные и умные вопросы, на высшую журналистскую премию выдвинусь, у меня кое-какие концы появились, все схвачено!
Ю.Н.:
– В моих книгах все сказано.
Интервьюист (отключая):
– Да когда их читать?.. Вы мне по-быстрому насвистите свою фугу, пока на эскалаторе едем… ах да, вы же не фуги, а книги… да один хрен, что-нить клубничное, а статью забацаю отпадную, улетную…
Ю.А.:
– В книгах есть. Прочтете, напишете.
Интервьист (нервно включая, затем отключая снова):
– Скажу по секрету, статьи надо… эта, буквами. Интервью проще: включил диктофон, и всего делов!.. Я вообще писать не умею, там закорючки какие-то… Кириллица, говорят. А так приду, брошу кассету машинистке, распечатает чин-чинарем! Я уже три премии по журналистике огреб, и никто не врубился, что буквов не знаю. Да и кому это надо в век цифровки? Вон на телевидении две трети неграмотных, и – ничего, такие бабки гребут! Теперь буковки вообще не нужны, все с картинками. Пиктограмки называются. Зато оцифрую – класс! Голос, как у генерала, сделаю, хотите?.. Или как у тенора, или с хрипотцой, как у Лебедя?.. Стойте, куды ж вы?.. Эх, ладно, вон за мной толпа писателей на коленях ползет, гады! Сперва покуражусь, а потом выберу, у кого изволить принять интервью.
Мордобитие откладывается, а жаль, как будто конфетку прямо изо рта выхватили.
– Вот эта дверь, – сказал я. – Моя комната. Остальные – соседские. Это коммуналка, если вы еще не поняли по количеству звонков на двери.
– Понял, – прошептал он с огромным уважением. – Это делает вам честь… Я бы не смог. На второй-третий день сошел бы с ума.
– Дык я ж супермен, – ответил я с горькой иронией, – живу так уже который год.
Завистники говорят, что потребляю кофе в неимоверных количествах, слишком много ему внимания, но… я в самом деле люблю кофе. И жареного кабанчика, кстати. Хоть никогда и не пробовал. Это, так сказать, мечта бунтующего иудея.
в куртке внутренние карманы могут спрятать гранатомет
Учить будет либо наставник, какой-нибудь мастер восточных единоборств… нет, эти клоуны достали, только самые тупые все еще с пиететом об этом сунь-хунь-в-чайстве, психически нормальные над этим цирком ржут, как брабантские кони.
Нам пришлось быстро стащить с водительского сиденья молчаливого шофера, пуля пробила голову навылет, но сгустки запекшейся крови намертво запечатали… хорошее слово «намертво»!…
– Переходи в крайний правый ряд! – крикнул я.
– Зачем?
– Там поворот на Волоколамку!
Она послушно начала перестраиваться, нам боязливо уступали дорогу даже могучие МАЗы и КамАЗы, ибо женщина за рулем – это шахид на задании.
– Святой космос! – прокричала она в страхе. – Стекло залепило!
– Это новый вид услуг, – успокоил я.
– Какой?
– Пицца в автомобиль! Со всей дури в лобовое стекло. Она оглянулась.
– Так мы ж не заплатили?
– Ничего, – пообещал я зловеще, – я должок ему верну кому-нибудь другому. За мной не заржавеет!
а ведь известно, что за двумя зайцами погонишься, от обоих по морде схлопочешь. Или от лесника.
Я ожидал услышать знакомое «Аллах акбар!», у нас уже такая реакция на зеленое: либо гринписец, либо моджахед, но там черными иероглифами было написано: «Триада», а на других просто: «Японская якудза».
– Да тихо вы! Разве торкессы так вопят?
– А в чем дело?
– Если изволите умолкнуть на миг, – объяснил я, – я услышу, затихла ли канонада.
– Хорошо теперь здесь работать, – прошептал я. – Просто рай…
Торкесса шумно дрожала, ее хорошенькая мордочка от обилия огромных древних механизмов выглядела подавленной, в глазах страх.
– Как вы можете так шутить…
– Какие шутки, – сказал я с завистью. – Видела бы ты, как в таких цехах работали раньше! А то и сейчас… на Украине какой-нибудь.
Она нахмурилась, стараясь понять, как же это, а я провел рукой по щеке, ладонь укололо щетиной. В задумчивости помял подбородок, не брился уже три дня, но достаточно ли для небритого героя? Рискованно, если отросла недостаточно, могу не успеть пробежать под выстрелами от сарая и до обеда, а если щетина как минимум двухнедельной давности, то я гарантированно смогу стрелять с двух рук и ни разу не промахнуться. Да, а потом, когда закончатся патроны, а врагов станет почему-то еще больше, я посмотрю на пистолеты с недоумением, помедлю, а потом с проклятием швырну под ноги. И побегу. Побегу, пригибая голову и закрываясь от пуль руками и локтями.
Впереди крадется фигура, двумя руками держит пистолет, тоже готов ко всем неожиданностям, кроме тех, что сзади, уши на макушке, глаза врастопырку, в чем-то моя копия, но только я на стороне Добра, видно по моему торсу и благородному лицу, а он весь из себя злодей, даже крадется по-злодейски.
Я тихохонько догнал, шум от работающих машин глушит звук шагов, сказал негромко:
– Не там ищешь…
Он резко обернулся, но приклад автомата уже двигался по рассчитанной траектории. Они встретились в точно заданной точке: приклад и не менее массивная челюсть. Хрустнуло, но приклад выдержал, а челюсть – нет.
Я стоял над телом, настороженно выискивал взглядом торкессу. Что это последний, сомнений нет, босса всегда убивают в конце, но как бы эта ворона… красивая ворона, правда, да еще с такой фигурой, если честно… как бы не сунула палец под пресс, не сломала каблук или, что куда страшнее, не попортила маникюр, то-то визгу будет.
– Есть вещи и куда более странные, чем это оживление из мертвых…
– Что?
– Как он ухитрился из шестизарядного магнума выстрелить восемь раз подряд?
Бери от жизни все, но потом положь обратно!
– Ребята, – сказал я проникновенно, – вы имеете право хранить молчание. Все, что скажете, будет переврано и обращено против вас… Так что лучше отпустите пленных, а я вас. Возможно, не трону.
Однако мой аппетит оказался заразительным, сперва клевала, как птичка, потом ела, как мышка, а потом уже – как здоровый раскрепощенный бегемотик, ведь с полуобезьянами жить – по-английски говорить.
– Русский человек называет дорогой место, – отрубил я веско, – где собирается проехать.
– Где наша не пропадала! Везде пропадала… Пора брать реванш!
– Меня зовут Кваргом. А теперь лучше всего на Ставропольскую. Они пытаются перехватить на Верхних полях. Странно, почему не задействовали всех? Особенно Пурнеля, Рокси, Озагунда и Л-четырнадцатого.
Торкесса сказала мстительно:
– А они уже догорают! Кто где. В разных весьма местах. А Л-четырнадцатый так и вовсе вылетел, аки птица, через разбитое окно…
– Он жив? – спросил Кварг с беспокойством. – Или только прическу попортил?
– Да, – ответила она с сарказмом. – Попортил! Если можно не попортить, когда на скорости в сто восемьдесят сталкиваешься с большегрузом. Потом еще лопаешься под колесами того же грузовика. А их у него как у сороконожки! А потом и под колесами всей колонны… Я уж не упоминаю о такой мелочи, что вылетел через лобовое стекло вообще без головы…
Бог наглых не очень-то любит, хотя и выпустил нас немало, это чтоб караси не дремали и человечество не погибло от сонной болезни
Она с ужасом косилась на кевларовый бронежилет. Я вообще-то из жалости выбрал третий номер, хотя мог бы и восьмой, в восьмом можно в открытый космос, в третьем же удается двигаться и даже ходить.
Она вздрогнула, когда я сунул в руки гранатомет, потом нацепил на ее же плечи по автомату, к поясу подвесил с десяток гранат, еще два десятка положил в ранец, что заботливо укрепил на ее хрупкой спине, а также вооружил миниганом, снайперской винтовкой и десантным ножом.
Ну, успеха тебе. Или, как говорят дураки и лодыри, удачи!
– Ты все олрайт?..
– Иногда и левой, – ответил я. – А то на правой уже мозоли.
втайне нам сочувствовал, но ничего сделать не мог, политкорректность обязывает говорить и даже думать одинаково, шаг вправо и шаг влево – попытка бегства от демократии, пуля в затылок и газовая печь, потом некролог с прочувственной надписью, что погиб за демократию от руки звероватых русских.
Кивнул на разбросанные по всей территории стонущие трупы
– Я люблю тебя, жизнь, – сказал я ошарашено, – что само по себе уже нонсенс!..
– Неумение врать – еще не повод говорить правду.
– Жизнь, – сообщил я ему, – сложная штука. Сделать ее простой может только вот это…
Палец с силой вдавил спусковую скобу.
Чем хороши суперкомпьютеры, которые используют НАСА и ЦРУ, или другие правительственные учреждения, так очень простым графическим интерфейсом. Если же графического интерфейса нет, то используется чрезвычайно мощная оболочка, понимающая литературный английский. Это значит, что такая оболочка предоставит доступ к любой нужной информации, стоит набрать вроде: «Получить доступ к секретным файлам».
И еще очень мило, что эти компьютеры загружаются не больше чем пару секунд, любые сложнейшие вычисления и загрузка хоть терабайт инфы занимают те же две секунды, а выключать комп можно, не сохраняя данные. Он сам знает, когда сохранять, а когда и не надо.
Я быстро отстучал вопрос, стараясь ни разу не задевать пробел, но комп знал, что собираюсь написать, и заранее исправлял опечатки и раздвигал слова на благоразумное расстояние одно от другого. Буквы бежали по экрану крупные, четкие, чтобы тот, кто смотрит издали из-за моего плеча, мог рассмотреть без бинокля. И, что понравилось, у суперкомпьютеров не бывает курсора.
– Жизнь – это движение, но главное – не свести его к броуновскому.
Бросьте мне веревку! Да не целиком, а только один конец…
– Где это мы?
Я потянул носом:
– Судя по тому, как накурено, в лесу.
– Живем один раз. А разговоров… И вообще: живем только один раз, а первый блин – всегда комом!
– Жизнь дается один раз, – согласился я, – а удается еще реже. Потому я бы сбавил вон на том повороте скорость…
– Мужик, хочешь десять баксов заработать?
Он покосился на меня настороженно:
– За что?
– Подкинь нас, да побыстрее, к легкому метро.
– Пятнадцать, – сказал он твердо.
– Идет, – согласился я.
Он досадливо крякнул:
– Эх, надо было двадцать… Ладно, если вы даже наркоту везете, то меня не впутывайте. Я ничего не знаю и вообще вас не видел. А деньги не фальшивые?
– Да кто их теперь различит, – ответил я. – Но если хочешь, могу в юанях.
– Не хочу, – ответил он твердо. – Я патриот, так что давай баксами.
– Наши баксы – это все, – согласился я. – А знаешь, что они есть уже и в Америке, только там зовутся долларами?
– Слышал, но не поверил…
– Ого! А что, аура есть у каждого?
– Естественно, – ответила она. – А ты не знал?
– Слышал, но… А какая у меня?
Она непроизвольно бросила взгляд на место, что над моей макушкой, поморщилась.
– Тебе лучше не знать.
– Ладно, – согласился я поспешно. – Меньше знаешь, спишь спокойнее.
Она посмотрела с подозрением:
– Это в могилке, да?
– А где еще, – удивился я, – если заплатил все налоги?
– Одиночество, – печально говорил один, – это привычка не запираться в сортире…
– …и когда некому напомнить, что ты козел.
– Одиночество, – добавил первый, – это когда есть телефон, а звонит будильник…
– Одиночество – это когда можешь один выпить бутылку водки…
Первый заметил, что я прислушиваюсь к их разговору, сказал мягко, с долей зависти:
– Вам, молодой человек, это чувство незнакомо…
Я сдвинул плечами:
– По-моему, одиночество – это когда вы не получаете по почте ничего, кроме списка рассылки.
Оба переглянулись, переспросили в один голос:
– А что это?
– Полное одиночество, – пояснил я, – когда с Новым годом тебя не поздравляют даже спаммеры…
склероз – это ReadOnly человеческой памяти
А вот чистая совесть – как раз признак плохой памяти!
– У теоретиков чистые руки, – напомнила она тихо, – у исполнителей – чистая совесть.
– Совесть – огромное богатство, – возразил я, – а земляне – люди бедные! Не стоит мучиться угрызками совести…
Даже в детских садах знают, что все социологи – шпионы, шпионы и только шпионы. Других социологов просто не бывает.
– За нами хвост!
Я хмыкнул суровым мужественным голосом:
– Не хвост, а погоня. Восемь машин. Твой гад явно ухитрился вызвать группу прикрытия. Они за нами едут от бульвара Ушакова.
– И ты мне ничего не сказал?
– А что бы ты сделала? – поинтересовался я.
Она надулась, как мышь на крупу, вжалась в сиденье.
– Он скрывается в этом доме!
Я окинул взглядом гигантское здание, их иногда называют китайской стеной за длину, да и семнадцать этажей – это семнадцать, а не, скажем, двенадцать.
– Предлагаешь прочесать?
– Можно бы, – ответила она возбужденно, – но, к счастью, он в прошлый раз на месте преступления неосторожно чихнул, это его и погубило.
– Как? – спросил я. – Лопнул?
– Нет, но по капельке мокроты, вылетевшей из горла и попавшей на стену, мы сразу же определили, что он самец, высокий рост, глаза голубые, арийские, вид нордический, на левой щеке шрам, на правом виске родинка, ему двадцать семь лет три месяца и шесть дней, а проживает в этом доме в квартире семьсот восемнадцать!
Я сказал с великим уважением:
– И это все по капельке слюны? Которая к тому же сразу высохла… Круто!
– Да, – сказала она нетерпеливо, – у нас совершенные методы анализа. К тому же все данные подтвердились благодаря там же найденному паспорту, который преступник выронил при грабеже.
Проехали мимо шумного многолюдного митинга, оратор с грузовика что-то кричит, остальные потрясают плакатами. Я с трудом разобрал надпись на самом крупном транспаранте: «Здесь производится сбор подписей за восстановление поруганного бассейна «Москва» на историческом месте».
Впереди образовалась вяло текущая пробка, автомобили сбавляли скорость, потом вдруг, как зайцы, прыскали в стороны, некоторые даже въезжали на тротуары, а самые пугливые пытались карабкаться по стенам: нам навстречу на приличной скорости тяжелый танк, весь облепленный грязью аризонских болот.
Торкесса взвизгнула:
– Он не по своей полосе!
– Где танк, там и его полоса, – ответил я мудро и прижал машину к бордюру, давая дорогу. – Заряженному танку в дуло не смотрят, пусть едет. Возможно, кто-то поехал говорить правду.
– Как это?
– Правду лучшие всего говорить из танка…
чтобы произвести впечатление, дети стремятся выглядеть старше, мужчины – умнее, женщины – моложе и глупее.
– Лучше казаться слабо умным, – чем быть сильно мертвым.
Африка – она и в Африке Африка!
незнание об опасности, как известно, ведет к массовому героизму
– Одного умного бывает мало, одного дурака всегда много…
– Ничего, – утешил я. – Плохой танцор – хороший папа… Предсказамус настрадал вам будущее, что, если не способны постоять за себя, – придется полетать за других!
– Кто не рискует тот не лежит в гипсе.
Тот, который с ножом, бросился, размахивая лезвием во все стороны, я посторонился, дал подножку, он с красивым гортанным криком полетел вниз с движущегося вагона.
– Молодым, – сказал я второму, – везде у нас туда и дорога…
– Я не молодой, – ответил он глухо.
– Тогда, – сказал я с сомнением, – может быть, сам спрыгнешь?
– Откуда вы, мистер?
– Чем темнее личность, – сказал я, – тем ярче похороны. Верно?
– Мы на этих машинах всю Африку проехали, Амазонку, болота Казани, да что там Амазонка, мы через всю Пермь по их долбанным дорогам на этих машинах сумели!
– Да, – согласился я, – Пермь – это не какая-то там Амазонка…
– Острить и занимать деньги нужно внезапно!
– Да? – спросил я, настораживаясь. – В грузовиках подушки безопасности не предусмотрены, не знал, урод? Он огрызнулся:
– У нас в семье восемнадцать человек и ни одного урода!
– Сейчас будет!
– Да что за жизнь, – прошептал я в отчаянии, – что на мне: штаны с чужого плеча? Или рожа крива?
– Я вызову полицию! – донесся воплик.
– Не нервируйте меня! – огрызнулся я. – Мне скоро негде будет прятать трупы!
– Все-все, твоя взяла!.. Закончим. Лежачих не бьют!
– Да, – согласился я. – Их добивают. Где резидент?
Он вытаращил глаза:
– Это какой резидент?
– Сейчас уже не помню, – ответил я, задыхаясь, – то ли наш, то ли ваш, но какой-то нужен. Лучше – оба. Так что давай делись, а мы выберем.
– Но кто вам нужен?
– Лучше отвечай по-доброму, – посоветовал я. – Я вообще-то добрый, гуманист даже, но, как демократ и общечеловек, сперва прострелю колено… потом другое… Нет, сперва гениталии, а потом молотком разобью все пальцы.
– Себе?
– А это щас узнаешь, – пообещал я зловеще.
Жизнь такая штука, – сказал я, – что как ни крути, а живым из нее не выбраться орлам и покруче тебя. А ты не орел, не орел…
А ты говоришь, что удача улыбается смелым… Зато потом долго ржет над ними!
Хоть называть вещи своими именами легче всего на заборе, но я скажу тебе, ты – великолепный напарник!
Сбалансированная диета – это когда в каждой руке держишь по громадному куску мяса!.. Или хотя бы торта.
– Ты что? Хочешь без меня смыться?
– Куда ж я без тебя, – вздохнул я. – Тяжело найти свое счастье, но еще тяжелее его потерять.
– Дорогой, будь осторожен…
– Что случилось?
– Только что передали, на нашей дороге какой-то идиот гонит по встречной полосе!
Я удивился:
– Один? Да их тут тысячи! И все прут навстречу. Озверели.
Рекорды скорости рождаются в погоне за счастьем.
– Лучший отдых – в Сайта-Барбаре!.. Круглый год – лето, пальмы, попугаи… Молодоженам – льготные цены, тещам – тридцатипроцентная скидка с самолета!
– Дорогие пассажиры, вас приветствует Григорий Авилов, капитан экипажа, пилот высшей категории. Вы летите на самом современном самолете, он оснащен самой надежной системой безопасности… Ай!.. Мать твою!… Что за…
Наступила зловещая тишина, донесся плачущий голос стюардессы, резко оборвался, словно отрезанный гильотиной. В огромном салоне началась тихая паника. Кто-то молился, кто-то каялся в супружеской измене, в казнокрадстве, инцесте, кто-то бросился к окну, стараясь увидеть, куда падаем, другие же, напротив, отшатнулись и вжались в спинки кресел; крепко зажмурились. Наконец после долгого молчания в громкоговорителе раздался тот же голос:
– Извините за перерыв связи!.. Стюардесса у нас новенькая, споткнулась и уронила мне на белые брюки чашечку крепкого кофе. Вы можете представить, какое у меня пятно спереди…
За моей спиной кто-то всхлипнул:
– Видел бы он, какое у меня пятно сзади…
Один из пассажиров поднялся, сказал с досадой:
– Да успокойтесь вы все! Это шуточки экипажа. Скучно им, видите ли. Сейчас еще объявят, что капитан экипажа – мастер спорта по парашютному спорту. А то и весь экипаж не поленится надеть парашюты и пройти в хвост самолета. Я сам старый летчик, всегда так развлекались, чтоб вы, гады, меньше летали, мы ведь на твердых окладах.
Шум в салоне начал затихать, на него смотрели со страхом и надеждой. Из отделения для пилотов вышла милая стюардесса, красивая, как Айседора Дункан мак Лауд. Профессионально покачивая бедрами, пошла между рядами.
– Кушать будете?.. Кушать будете?.. А вы?..
– А какой выбор? – поинтересовалась торкесса.
– «Да» или «нет», – объяснила стюардесса мило.
– Наш рейс – самый безопасный!..
– А всякие там террористы? – спросил я. – Только о них и слышно. И все с бомбами!
Он засмеялся еще заливистее, сообщил шепотом:
– По теории вероятности бомбу подкладывают в каждый стотысячный самолет. Я летаю не каждый день, что значит вероятность попасть именно в такой самолет вообще стомиллионная!.. А скажите, какова вероятность, что на одном и том же самолете окажутся две бомбы? Вообще стотысячтриллионная!.. Так что все в порядке, уверяю вас. Я всегда вожу с собой бомбу, тяжело, правда, зато летаю спокойно.
Я пролепетал обалдело:
– Да… что-то в этой логике есть…
От пилотской кабины раздался шум, раздраженные голоса, потом щелкнуло, все в салоне услышали частое дыхание, шум борьбы, затем сдавленный голос пилота:
– Говорит борт триста семидесятый. Мы захвачены террористами… Требуют изменить курс на Эмпайр стейтс билдинг.
После паузы раздался беспечный голос:
– Говорит диспетчер Шереметьево-два. Щас проверим, никуда не уходите, хорошо?.. Та-а-ак, согласно таможенной декларации на ваш самолет пронесли девяносто семь килограммов тротила. Мы еще подумали, на хрена им столько?
Словом, как мы живем – государственная тайна, на что живем – коммерческая.
– Дорогой, разве не там главная дорога?
– Почему так решила?
– Там едет танк…
– Это в России главная дорога та, – пояснил я, – по которой прет танк. А мы сейчас в немножко отсталом обществе… Мы, умные, делаем машины под наши дороги, а здесь, дураки, делают дороги под свои машины. Видишь, как едем? Не качнет, заснуть можно.
– А я слышала, – проворковала она, – что в России три беды – дороги, дураки и дураки, показывающие дорогу…
– Глупость, – возразил я. – В России только две беды – дураки и дороги. В Америке одна. А дороги у них хорошие.
– А у вас?
– У нас тоже становятся все лучше и лучше, – отрезал я. – Танки уже не застревают!
– Кто с чем к нам зачем, тот от того и – того. Теперь все понятно?
– При чем тут талия? Шестьдесят – это мой ай-кью!
Даже очки наверняка нацепил, скотина. Не знает, что для того, чтобы носить очки, недостаточно быть умным, надо еще и плохо видеть…
Я осмотрелся в полутьме, напрасно щупал стену в поисках выключателя, не отыскал, догадался:
– Значит, это кухня!
Послышалось кокетливое цоканье каблучков, это торкесса, прошла в дальний конец, дернула за ручку. Из холодильника хлынул свет. Десяток решетчатых полок, лишь на одной сиротливо сгрудилось с полдюжины банок пива.
– Неужели и здесь жил полицейский? – удивился я.
– А что не так? – обиделась торкесса. – Моя бабушка не могла быть полицейским?
– Могла, могла, – поспешно заверил я. – Наверное, в таможенной полиции?
– Почему в таможенной?
Я вспомнил размеры особняка, когда наблюдали с улицы, сказал дипломатично:
– Да там свои особенности… И возможности…
– Какие?
– Ну, таможня – это структура, которая не столько дает добро, сколько отбирает.
– Когда власть бездействует, народ вправе брать власть в свои руки, хоть это и противно брать в руки всякую гадость.
– Будь здесь, – сказал я.
– А ты?
– Пойду загляну в остальные комнаты, – сказал я. – Рыться в вещах не буду, не бойся, капиталистка, только убеждюсь… убедюсь, что никто не прячется.
– Может быть, лучше утром?
– А если утром проснемся с перегрызенными глотками?
а у нас сейчас такая форма фашизма, демократией зовется, что все запрещено, окромя самой демократии!
– Это я, Гакорд!.. Откуда этот человек?.. Ох, это ж Кварг!
Она хотела броситься к нему на шею, я предупредил:
– Ты забыла, что он враг и работает на телуриан? Кварг, скажи ей. И хоть женщине не ври!
– А кому же еще врать?
************************************************
Юрий Никитин - Трехручный меч (Зубы настежь – 3)
************************************************
Пусть хоть все друг друга поубивают, лишь бы не было войны…
Сколько волка ни корми, все равно придет к обеду.
Волк поинтересовался:
— А вселенский престол, это как? Больше или меньше, чем в нашем королевстве?
Ворон переступил с лапы на лапу, вздохнул горестно:
— Сколько волка ни корми, а все равно дураком смотрит. Мой лорд, когда отправляемся?
— Сейчас, — ответил я.
— В какую сторону? — спросил ворон. — На восток? На запад?
— Ты еще про юго-восток скажи, — огрызнулся я. — Умные люди не умничают, а пальцем показывают. Прем пока что из леса, а там увидим. Где-нить населенные пункты поблизости есть?
Волк поинтересовался громко:
— А что, где-то и умные есть?
— Не будем показывать пальцем, — сказал я милостиво.
— Правильно, — согласился волк. — Сразу врежем по наглой морде! В смысле, по клюву.
Голова полетела в сторону, тело еще постояло, подумало, эти всегда думают не головой
Пока выехали из леса, еще дважды нападали разбойники, но уже пожиже, хлипкие. Что удивило, так это отвага: одно дело броситься на проезжающих крестьян, другое — на такого вот мордоворота, как я. Нужен очень уж большой стимул, чем просто пограбить.
На опушке налетали противные крылатые твари с крыльями летучих мышей и мордами старух, одновременно из кротовьих нор вылезали толстые жуки и пробовали утащить под землю. Уже в поле прибил еще двух, один, умирая, успел сообщить, что на меня покушаются по приказу Властелина Тьмы… Нелепость какая-то, я с ним пока что не ссорился.
Да в России не найти человека, который бы назвался сразу, как на их занюханном Западе. У нас все говорят друг с другом, не зная имен и не понимая, как обращаться. А по телефону вообще никто не представляется, уроды…
Как известно, динозавры и рыцари вымерли, а тараканы и простолюдины уцелели, даже весь материк за океаном заселили, расплодились, ничего их там не берет, гадов.
Умный варвар — это такой же нонсенс, как честный политик, благородный американец или бескорыстный адвокат.
— Знание — сила, слышал такое?
— А сила есть — ума не надо
Преимущество силы в том, что ей ум не помеха.
Эх, только дураки повторяют свои ошибки! А умные, вроде меня, совершают новые.
— Молодежь ужасная. Но еще ужасней то, что мы к ней не принадлежим…
— Там слишком шумно… Нельзя ли мне перебраться в ваше благородное собрание?
— Ты хто? — прорычал бычешеий.
— Я?.. Я сын и внук короля… императора тоже… а также наследник престола Трех Королевств…
— А почему грамотный? — удивился монах.
— Да так, по недосмотру…
пригласили меня отъесть… э-э… отожрать, словом, отобедать в твоем обществе.
— Ладно, — ответил я. — С чего начинать?
— С главного, — проговорила она.
Я довольно потер руки.
— Это хорошо. Наливай!
Она мило наморщила носик.
— А вы не хотите сперва откушать?
— Кушать, — сказал я свирепо, — я хотел два часа назад, есть хотел — час назад, а сейчас — жрать! И пить, конечно.
— В приличном обществе у женщины всего три обязанности: первая — быть красивой. Вторая — хорошо одеваться. Третья — никогда не перечить.
— И где вы такое место увидели?
— В мечтах
Женщина это как открытая книга на китайском языке: вроде бы все видно и можно прочитать, но абсолютно ничего не понятно.
— Вы… Вы… вы хоть слышите, что вам говорят?
— Если мужчина слышит все, что говорит ему женщина, значит, она не красавица.
— Гордость женщин — шарм, а мужчины — шрам. Но что-то у вас, такого с виду мужественного, кожа чище, чем у юной девушки.
— Шрамами теперь гордятся те, — ответил я, — кто встречался со мной. Кому удалось выжить. Представляю, что нарассказывали вам и сколько раз меня убили!
Не спеши, а то успеешь!
У вас есть обязательные признаки красивой: мания величия и мания преследования.
Помню, у английской королевы было три сына — двое умных, а третий — наследник…
Ночь прошла как обычно: две банды разбойников подкрадывались в надежде увести Рогача, передрались, а последнего затоптал острыми, как у лося, копытами сам Рогач, я зря примчался, пылая праведным гневом. Да еще ближе к утру приходило что-то темное и мохнатое, но на страже был ворон, он рассказал чудищу кое-что обо мне, чудище уменьшилось и умчалось на цыпочках, страшась меня разбудить, я утром зря расспрашивал, ворон скромно умалчивал о своих фантазиях.
У нас, варваров, тонкий юмор. Очень тонкий. Чтоб больше в голове укладывалось.
Как выжить в мире, где вдруг воцарятся разумные отношения?
Вся жизнь — война, а люди в ней — патроны. В смысле, и стрелы, и мишени.
В мире редко кому удается тратить деньги с умом — потому что редко у кого есть и то и другое.
— Скажу, — пообещал я, — что ты убит при попытке покончить с собой.
-
-
03.08.2007 в 13:27(Ж
Подписываюсь (=